| Да разве только казаки были недовольны «новшествами» царя? Недовольным был весь московский народ, за исключением его приближенных. Царь беспрерывно вел войны, для чего требовались бесконечные новые рекрутские наборы в армию. К тому же войны под Нарвой, Гродно, Прутом и т.д. не давали побед. А средства на содержание армии, флота, закупки оружия и обмундирования и пр. уходили огромные. Для пополнения казны требовалось все больше налогов на население. Кроме того, были введены тогда особые кадры специальных «прибыльщиков», которые придумывали новые налоги. За что только тогда не брали налог? За соль, гробы, бороды и т д . Причем, выбивали налоги у неимущего люда батогами. И стонал народ от непосильных, бесконечных налогов, которые при Петре I увеличились в пять раз против прежних. Недоволен был московский люд и тем, что царь, за неимением достаточного количества меди, снимал колокола С Храмов Божиих и переливались они на пушки. Но часто не шли они впрок, ибо в неудачных боях все они попадали в руки неприятеля. Историки Ключевский, Милюков и др. пишут, что царь часто брался за многое, но не кончал начатое, а брался за другое, а деньги, материалы и народ на этих принудительных работах пропадали сотнями тысяч безрезультатно. Примеров тому много, хотя бы – Азовский флот. Оценивая «хозяйственную заботливость» Петра, не забудем, что «…дубовые леса ныне Воронежской губернии для строительства этого флота были вырублены сплошь. Оставшиеся после этого миллионы бревен валялись потом по берегам и отмелям рек». [35] Как известно, флот этот сгнил в гирлах Дона. «Кроме флота (пишет И. Солоневич) гибли дубовые леса, полковые слободы, конская сбруя, пушки, корабли и Бог знает еще что». [36]
Царь придумывал разные «кумпанства». Историк Милюков пишет: «Из кумпанств не вышло ничего. Из Петровских фабрик до Екатерины дошло только два десятка», а историк Покровский приводит еще более мрачный свой подсчет – не более 10 %.
Бесконечные налоги, рекрутские наборы, неудачные войны и жестокие казни приводили народ к бунтам и восстаниям. Говоря об этих бунтах, историк Ключевский в одном месте пишет: «Сколько же злобы накопил Петр у себя за спиной?» Особенно большие бунты были стрелецкие: в Москве и Астрахани. После усмирения их, только в порядке репрессий (по советски – во время «чистки») погибло более 20 тысяч, причем сам царь лично пытал и производил казни, рубя головы топором, чего не делал даже Иван IV (Грозный).
По «Уложению» царя Алексия Михайловича осуждению смертной казни подлежало тогда 60 видов преступлений, а Петр I ввел их более, чем 200.
Народ гиб в бесконечных войнах, на принудительных работах и т.д. Историк Милюков в своем труде «История Государственного хозяйства» сообщает, что «в сравнении с последней московской переписью населения средняя убыль населения в 1709 году равнялась 40%. В Пошехонье только из 5356 дворов от рекрутчины и казенных работ запустел 1551 двор и от побегов 1366 дворов». Сами цифры говорят за себя. И у историков и в исторической литературе мы читаем, что московский народ тогда за такую убыль населения прозвал царя «мироедом».
Казаки не взлюбили царя еще с 1695 года, когда он тысячами сгонял их на принудительные и тяжелые работы на верфи под Воронежем, где они тысячами же умирали от недоедания, непосильной работы и эпидемий. Наблюдали они за действиями царя, а еще больше познали его в бытность на Дону, в походах на Азов. Видели, как он запросто участвовал в попойках с приближенными и даже в среде голландских шкиперов, когда в порыве гнева, а это случалось нередко, его пресловутая «дубинка» ходила по спинам не угодивших чем-либо ему его подчиненных. Не нравилось это донцам, видели они царей не раз в другой обстановке, когда их принимали цари и потчевали, как послов Зимовой станицы, в Грановитой палате Кремля. Не полюбили казаки царя Петра и за то, что он не оказал им, как победителям турок по Азовом, должного в Москве, на Азовских торжествах, а все отдал своим преображенцам и семеновцам, которые были лишь свидетелями казачьих побед под Азовом. Помнили казаки, как жестоко расправлялся царь с восставшими в Астрахани стрельцами и как он сам лично пытал и казнил их. А казаков Елисея Зиновьева и др., которых стрельцы выбрали своими начальниками, после страшных мук на «правеже» в Преображенском приказе, всех колесовал.
Религиозные казаки не полюбили царя за то, что снимал колокола с церквей, лил их на пушки, которые к тому же потом не пошли впрок. И еще больше отворачивались от царя и его указов после его кощунств и богохульств над религией.
Имея себе поддержку в лице старшин – «доброхотов Москвы», царь продолжает вводить новые порядки на Дону. Царство Московское не столько нуждалось в новых землях для правительственной колонизации, сколько пошло войной на самый уклад вольной жизни Дона. [37] Поэтому то царь и решил тогда окончательно уничтожить все казачьи вольности. Ниже мы перечислим все «нововведения» Петра I на основании сведений историков: Соловьева, Ключевского, Сватикова, Буданова и др.
Прежде всего, желая ослабить влияние Круга (раньше все казаки могли принять в нем участие), по указу царя теперь на Круг съезжались только атаманы городков и по два старика от них. Запрещено было посылать послов без ведома Азовского губернатора к окрестным народам. Тем же указом в случае войны казаки должны подчиняться командованию того же губернатора. Губернатору вменялось в обязанность производить разбор дел и ссор между казаками и азовцами, крымцами, калмыками и т.д. [«Акты Лишина, т.1]
Далее запрещаются посылки «легковых» и «зимовых» (посольских) станиц к соседним народам, а также в Москву. Теперь все казачьи дела разбирает Военная коллегия.
Старый донской герб – «Елень пронзен стрелой» заменен царем гербом «казак на бочке». Царь переселяет сотнями и тысячами казаков на реки Куму и Аграхань. Для переписи всего казачьего населения царь посылает на Дон чиновников из Разрядного приказа, т.е. делает то, чего до того никто из царей не рискнул делать. Историк Сватиков пишет: «Посылка царских чиновников для разбора и переписи на Дону была вторжением в донскую жизнь. Петр I начинает уже вольных донских казаков трактовать как московских служилых». [стр.135] Запрещается без указа царя селиться по «запольным рекам» на московскую сторону, а также без его ведома запрещается занимать «пустопорожние» места. Царь начинает насильно переселять с Хопра и Медведицы к Азову и Валуйкам. Казаков, живших в городках Новый Айдар, Осиновый, Ревенский и Красный, приказывает переселить на Северный Донец, а городки эти разрушить. Но казаки, как пишет Сватиков, и половину не исполнили этого, но все больше и больше проявляли недовольство царскими указами. Казаки посылают гонцов к царю, прося об отмене этих указов, но он по прежнему наносит удар за ударом по вольностям казачьим и, наконец, наносит окончательный удар, запрещая казакам впредь принимать к себе беглых, чем нарушает древний обычай: «С Дона выдачи нет!». Этим самым Петр I лишил казаков «работных людей» из московитов, из которых они организовывали артели для соляных и рыбных промыслов. Для ловли беглых из Москвы были царем устроены специальные рогатки и заставы. В 1705 году Петр I особым указом потребовал от казаков: «Беглецов и никаких пришлых людей ни откуда не принимать. За укрывательство таких беглецов казаки будут сосланы вечно на каторги, а пущие заводчики без жалости казнены будут». Приведя этот указ, Т. Стариков говорит: « Такой указ возмутил казаков. Наказывать их мог только Войсковой Круг, только все Казачество.» [Журнал «Вольное казачество», № 17-18]
Прибывшие на Дон царские чиновники стесняют добычу соли и рыбы, для чего присылаются специальные царские «откупщики». Этим самым нарушалось древнее «обыкновение», о котором мы уже упоминали, когда Сватиков и французский посол писали: «Никто чужой, даже русский, не мог селиться на Дону без разрешения на то Войскового Круга». На реке Иловле Петр I построил специальный для наблюдения город, поставив в нем солдатский гарнизон, а на Азовском море основал город Таганрог, также со своим гарнизоном.
Не довольствуясь нововведениями в военном и гражданском быте донских казаков, Петр I решил вмешаться и в церковную их жизнь, а посему приказал древние донские монастыри Борщевский, Лисогорский и Фаросановский, которые, как и другие казачьи монастыри, находились в ведении Войскового Круга, изъять из Донской автокефальной церкви и подчинить их Воронежскому митрополиту. А позже – и Донскую самостоятельную церковь переводит также просто как епархию в ведение Воронежского митрополита. Так постепенно, из года в год, Петр I уничтожал все то, чем сотни лет жили казаки, что любили и чем гордились.
Донские казаки неоднократно обращались к царю с просьбой оставить их древние «обыкновения», гарантируя своей верной службой, но царь как раз и хотел уничтожить все эти казачьи «обыкновения».
Как Ивану III и Ивану IV (Грозному) вольнолюбивые Великий Новгород и Хлынов (Вятка) были «бельмом на глазу» рабской Москвы, то таким же «бельмом» для Петра I был вольнолюбивый Дон со своим республиканским народоправством. А посему Петр I, не обращая внимания на просьбы Дона, еще больше вводил свои новшества и для наблюдения за исполнением своих указов он посылает, в качестве своего комиссара, стольника Леонтия.
Так все больше и крепче Петр I накладывал свою жестокую руку на вольности донских казаков. Сначала все это вводило казаков «в сумление». Они открыто говорили: «Теперь нам на Дону от царя тесно.» А дальше среди казаков начинается открытое возмущение новыми порядками. Толчком к этому послужила передача соляных приисков в Бахмуте, где донцы еще в 1701 году открыли свои солеварни. По указу царя они должны были быть отданы Изюмскому полку, а для наблюдения за передачей был прислан отряд солдат под командой майора Шанкеева. Шалкеев, как сообщает Сватиков, не уведомил Войско и, явившись на реку Бугучар, разорил Бугучарский городок, а казаков же этого городка выслал в пределы Московского государства. «Донская и Московская колонизация Дикого Поля встретились лицом к лицу»,- говорит сватиков. А в это время полковник Изюмского полка Шилов (по некоторым документам Шидловский) захватил Бахмут и, тесня донцов, стал разорять казачьи городки по речкам Бахмуту, Красной и Жеребцу.
Станичный атаман Бахмутского городка, казак Трехизбянского городка Кондратий Афанасьевич Булавин еще с 1701 года начал борьбу с соседями – торскими жителями и слободскими казаками за владение солеварнями и в 1705 году он разорил варницы, занятые слободскими казаками. Желая окончательно уладить вопрос о солеварнях, Булавин послал гонцов к царю во главе с есаулом Бахмутского городка Григорием Банником, тем самым, который в 1701 году по Нарвой спас царя от сабельного удара шведского кирасира. [38]
В письме к царю Булавин жаловался на самоуправство полковника Шилова в Бахмуте и майора Шанкеева на реке Бугучар и, вообще, на самоуправство солдат. Напомнил в письме о своем подвиге под Азовом и писал царю: «Мне лично награды, Государь, как обещал не надо, а разреши наше общее казачье дело, верни нам наши соленные прииски в Бахмуте».
Царь обещал Булавину рассмотреть его жалобу и прислал из Адмиралтейского приказа дьяка Горчакова с отрядом солдат (на Дон) в Бахмут. Прибывшего в июне 1706 года Горчакова Булавин посадил под караул до получения ответа на свое донесение от Войскового Круга. Сватиков пишет: «Булавин поступил как добрый гражданин Донской республики, ожидая повеления ее верховного органа, Войскового Круга, и не допустил чужого чиновника распоряжаться на Донской земле».[39]
От Войскового Круга в Бахмут прибыли старшины для разбора дел и не позволили Горчакову произвести опись варницам. После долгих споров Горчаков уехал обратно. Тогда царь послал на Дон карательную экспедицию в тысячу солдат под командой полковника князя Юрия Долгорукого, чтобы он усмирил Дон и выслал всех «беглых» в Москву.
Прибыв на Дон, Долгорукий не стал разбирать дело о Бахмутской соли, а стал наводить свои порядки, как барин в своей вотчине. Он безнаказанно творил суд и жестокую расправу над казаками. Непослушных ему атаманов городков он порол розгами, а казакам резал носы. Не считаясь с обычаями казаков, ловил и «беглых», и «новоприходцев», и казаков-старожилов, без разбора заковывал их в кандалы и посылал на расправу в Москву. Н. Маркович сообщает, что солдаты Долгорукого «пьянствовали, безобразничали, насильно брали к себе на ночь казачек, расстреливали казаков, детей вешали на деревьях вниз головой». [40]
«Долгорукий мало разбирался в том, кто и когда «зашел» на Дон. И вольных граждан Донской республики, которые хотя бы участием в многолетних войнах царя приобрели себе право личной свободы, Долгорукий бил, гнал и разорял без пощады. В восьми только городках по реке Айдару он схватил более 3 000 казаков для отправки в Москву» [41]
Расправлялся жестоко Долгорукий и со старообрядцами. Захватив Бахмут, он оставил население без соли. И казаки, и рабочие-московиты умирали от цынги.
Жестокая расправа Долгорукого окончательно переполнила чашу терпения казаков. Казаки открыто стали роптать, на что Долгорукий еще более усилил своеуправство. Казачество вольнолюбивое заволновалось. Забурлил весь Дон снизу до верху и сверху до низу. И закричали казаки открыто: «Вот теперь надо стать за собственную волю!» [42]
Бурлил Дон… Казаки ждали вождя. И вождь явился – это был атаман Бахмутского городка Кондратий Булавин.
Сполох Булавина.
Карательная экспедиция, посланная Петром I на Дон с князем Юрием Долгоруким и его жестокая расправа с казачьим населением, страшно взволновала вольнолюбивое казачество. Ведь подобного этому еще никогда не было на вольном Дону с тех пор, как «зачался Донской присуд казачьими головами». Этого не случилось даже после восстания Степана Разина, когда впервые на Дон пришла московская рать, да и то, по приглашению старшины во главе с атаманом Корнилием Яковлевым.
Когда Степан Разин со славой вернулся домой после своего легендарного Персидского похода и устроил свой стан в Кагальнике, старшина, опасаясь, как бы Разин не оказал влияния на домовитых низовых казаков, попросила помощи у Москвы. Это было в феврале 1671 года, но лукавая, коварная, боярская Москва в таких случаях никогда не спешила подать помощь: «Пускай сами поубавятся, тогда легче нам будет с ними справиться».
Так было и с Ермаком. Помощь пришла «на третье лето» со стольником Семеном Болховским, когда дружина Ермака в боях и болезнях численностью поубавилась и Болховский мог оказать свое влияние на вольных казаков. Так не торопилась Москва и с Азовом. Казаки его взяли в 1637 году, прося Москву помочь войском, оружием, порохом и пр. Но Земский Собор, собравшийся через пять лет (1642 г.), боясь ссоры с сильной Турцией, предложил донским казакам оставить Азов, когда и без нее казаки там «поубавились» и четверть защитников в 1643 году сами оставили Азов. И так было всегда.
Но при Разине все же «поторопилась» Москва и через 6 месяцев пришла помощь со стольником Косоговым на Дон. Никаких расправ не чинил Косогов, но дорого обошлась эта помощь – Дон принужден был впервые тогда «целовать крест» на присягу царю.
Теперь же, при Петре I, придя с войском, Шилов, Шанкеев и Долгорукий огнем и мечем зверски расправлялись даже с женщинами-казачками и детьми. Бурлил, глухо волновался Дон, отгородка в городок ширился гневный ропот казаков, но за оружие еще не брались казаки. Все это учел Кондратий Булавин и решил искру гнева казачьего превратить в огромный костер народного восстания.
В своем курене Булавин устроил сбор верных ему казаков и при помощи их решил он поднять свой «сполох» против Долгорукого. После сбора он послал есаула Бахмутского городка Григория Банника в Шульгинский городок, С. Куницына в Герасимовский, И. Лоскута в Святолучкий, Ф. Никифорова – поднять бахмутских солеваров и т.д. и приказал все быть «на чеку» и ждать его приказа.
Даже среди Черкасских казаков нашлись и такие, которые стали за свои вольности и, негодуя над расправой насильников, рассылали по городкам «летучки» -«бить сыщиков Долгорукого». Такая «летучка» пришла и к Булавину и попала на уже подготовленную им почву. Теперь он решил действовать открыто и решительно в защиту вольностей и древних «обыкновений» Донского присуда. Выслав своих гонцов по городкам, стоящим на Донце и «запольных» речках, сам бросился на реку Хопер, где устроил съезд, положив начало к восстанию и там.
Собрав более 350 хорошо вооруженных казаков, Булавин двинулся на реку Айдар, в Шульгинский городок, где со своим тысячным отрядом стоял Юрий Долгорукий. В ночь на 9 октября 1707 года Булавин неожиданно напал на спящих после непробудной пьянки солдат, уничтожил весь отряд с офицерами и самого Долгорукого. Весть об убийстве Долгорукого молниеносно разнеслась по всему Дону и к Булавину из ближайших городков скакали восставшие с оружием казаки. Булавин собрал съезд и от этого Походного войска вольнолюбивых казаков выпустил свое воззвание:
«От Кондратия Булавина и всего Съезда войска Походного Донского. Всем старшинам и казакам.
За Дом Пресвятой Богородицы, за Иоанна Крылатого, за истинную христианскую веру и святыя Апостольские церкви и за все Великое войско Донское, также сыну за отца и брату за брата и другу за друга – стать всем нам и умереть за одно. Зло на нас умышляют, лгут и казнят напрасно. Вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают. А вы ведайте, как наши отцы и деды на всем нашем Поле (Донской земле – С.Б.) жили и как оно крепко держалось.
Ныне наши супостаты наше Поле все перевели и не во что вменили. А чтобы нам его вовсе не потерять, должны мы его защищать единодушно и в том бы мне твердое слово и клятву дали» [43]
в словах этого воззвания и заключалась идея и программа борьбы Булавина.
Одновременно с этим, Булавин отправил воззвание и к запорожцам в Сечь. Жалуясь на Долгорукого, он писал: «Московские стрельцы многие наши городки разорили и пожгли и нашу братию казаков многим пыткам предали и нутами били, носы и губы резали напрасно. Жен казачьих брали на постель насильно. Детей наших по деревьям за ноги вешали…»/ [44] Описав все ужасы расправы, он сообщил об убийстве им Долгорукого и в конце писал, прося помощи у братьев-запорожцев.
Свое воззвание послал он и в соседние московские села, где жило много старообрядцев. Описав, почему он восстал, далее Булавин обращался к старообрядцам-крестьянам – «…казаков не опасаться. Между собой не враждовать, а действовать заодно против злых князей и бояр и прибыльщиков и немцев и не спускать, что они вводят в эллинскую веру и от истинной христианской отвращают своими знаменьями и чудесы прелестными. Людей напрасно не разорять и не грабить. А по которым городкам и селам по тюрьмам есть заключенные люди, тех заключенных выпустить без задержания». [45]
Узнав о «сполохе» Булавина, верный ему Лука Хохлач стал действовать открыто на Хопре. Он поднял свой Пристанский городок, глее побили присыльщиков Долгорукого, за ними восстали казаки Федосеевского, Алексеевского и Усть-Бузулукского городков.
Так началось восстание Кондратия Булавина в октябре 1707 года, известное в российской истории под именем «Бунт Булавина».
Но был ли это бунт? Ведь не раз Булавин обращался к царю, с просьбой мирным путем уладить вопрос о Бахмутских солеварнях. По мысли Булавина Войсковой Круг посылал «легковую станицу» с Еф. Петровым к царю, чтобы уладить этот вопрос и просили его оставить на Дону старые порядки , гарантируя царю своей службой в его войнах. Но царь каждый раз отказывал казакам, больше того, он твердо решил уничтожить эти вольности.
… «До последней четверти XVII столетия Донские казаки были совершенно независимыми от Москвы и в отношении других своих соседей вели свою политику». [Сборник «Военного министерства», т. XI. стр. 48]
Не нравились казакам новые порядки царя, и в пассивном состоянии они волновались, глухо роптали. Но когда Шилов, Шанкеев и Долгорукий стали чинить жестокую расправу, когда их солдаты стали осквернять казачьи храмы, кощунствовать над верой религиозных донских казаков, насиловать их жен и убивать их детей, казаки не стали дожидаться, пока их всех уничтожат, взялись за оружие, защищая не только свои обычаи-«обыкновения» , но и свои курени, и саму жизнь своих жен и детей. Какой же это «бунт»?
Нельзя смотреть на то, что происходило при Булавине и за что он восстал, глазами читателя 1916 года. К этому времени казаки в течении 200 лет присягали царям, служили им и были их подданными. В течение этих двух веков путем планомерной русификации из вольного народа казаки были правительством сведены на положение «сословия» и род оружия – «конницу».
Совершенно иная психология была у казаков времен Булавина, как народа, который жил самостоятельно, по своему «обыкновению» - Войсковому праву, основанному на народоправстве. Идеология казаков того времени ярко была выражена в письме сподвижника Булавина – Семена Драного к запорожцам, где он писал им: «Идет с московскими полками князь Василий Долгорукий, хочет наши казачьи городки свести и всю реку (т.е. Дон – С.Б.) разорить. И мы войском походным ныне выступили и ожидаем к себе вашей общей помощи, казачьей единобратской любви и вспоможения, чтобы наши казачьи реки были по прежнему, как было искони казачество и между нами казаками. И вы, атаманы-молодцы, все Великое Войско Запорожское, учините нам, походному войску всепоможение в скорых числах, чтобы нам с вами своей казачьей храбрости не утратить. Также мы сами рады будем с вами умирать за едино, чтобы над нами Русь не владела и общая наша сила казачья была».[46]
Еще неизвестно, как бы развернулись тогда события и во что бы они вылились, если бы в самом начале не раскололся казачий монолит на «булавинцев» и «старшинских» казаков, поддержали бы Булавина запорожцы, а также калмыки и крымские татары, которых звал на помощь Булавин («старшинские» казаки перехватывали гонцов с грамотами Булавина) и, наконец, если бы атаман Л. Максимов не выступил бы против Булавина.
Д. Петров-Бирюк в своей книге «Дикое Поле», посвященной восстанию Булавина, дает характерное объяснение тому, что Максимов пошел против Булавина. В главе XI, ч. I, на стр. 117-123 он пишет, что Донской атаман Максимов, бывший атаманом в 1700 году Илья Зерщиков, Войсковые есаулы: Т. Соколов, Поздеев и К. Булавин, недовольные нововведениями царя и, в особенности, расправами Долгорукого, составили тайный заговор (убить Долгорукого), подтвердив его «крестным целованием», благословив на то Булавина. Но вскоре Максимов одумался, боясь, что в тылу Черкасска стоит гарнизон царя и боясь, что в случае неудачи Булавина, в пытках он или другие заговорщики донесут на него. Раздумал и пошел против Булавина.
Так или иначе это было, спорить не будем. но факт тот, что Максимов не поддержал, а, напротив, выступил против Булавина.
Атаман Максимов, узнав о восстании Булавина, что он со своим тысячным отрядом стоит в Боровском городке на реке Айдар, с черкесскими казаками, численностью в 8 тысяч, выступил в поход и близ городка Закотный они сошлись.
К Булавину, кроме казаков, примкнула масса бахмутских солеваров-московитов, оставшихся без работы. Увидя стройные полки Максимова, они испугались и ночью стали переходить в его стан, другие начали разбегаться. Видя такой оборот, Булавин, не желая нести потери и без того малого своего отряда и желая для будущего сохранить казачью силу, боя не принял. «Нет, браты, видать толку не будет. Разве можно воевать с войском, ежели в нем нет крепкого духа? Напрасно не будем своих голов класть. Видать, повоюем после, а зараз еще время не приспело». [47] И ночью отошел назад. Максимов его не преследовал, довольный тем, что к нему в руки попалось более ста перебежчиков.
Атаман Максимов, захватив перебежчиков, десять из них приказал повесить для устрашения, чтобы другим не было охоты приставать к Булавину. Остальных, наказав плетьми, под конвоем отправил по месту их жительства в московские города. И только 12 главных зачинщиков со старшиной Е. Петровым отправил в Москву, торжественно донося царю, что восстание подавлено. Но Максимов торжествовал преждевременно… Восстание Булавина фактически только начиналось.
В то время, как Е. Петров, как атаман «Вестовой станицы», с арестованными направлялся на север в Москву, Булавин, отправив свой отряд с Лукой Хохлачем на Хопер, скакал с группой свои приближенных казаков на Сечь, желая привлечь к себе запорожцев. Сначала он прибыл в крепостцу Кодак, это было преддверие Сечи, сама же Сечь находилась в нескольких десятках верст на острове Хортица.
Булавин, его родной брат Иван, Семен Драный, Тимофей Чекин, Аким Голый, Семен Куницын, Михаил Сазонов, чернец (монах) Питерим и взвод казаков конвоя остановились у коменданта Кодака полковника Сметаны. Комендант через гонцов известил кошевого атамана о прибытии Булавина. через два дня гонцы привезли ответ, что кошевой приглашает Булавина прибыть в Сечь, куда Булавин немедленно выехал во главе своей конной группы, как посольство от Походного войска восставших казаков.
Кошевой атаман Финенко радушно принял это посольство, но в помощи Булавину отказал. Запорожцы, узнав об этом, созвали Раду и «скинули» Финенко, а вместо него избрали кошевым атаманом Константина Гордиенко, старого сподвижника Булавина по походам на Азов.
Кошевой Гордиенко также не решился идти всем войском с Булавиным, пока он не привлечет на свою сторону Акерманскую (Белгородскую) и Ногайскую орду, горских черкесов и калмыков, но все же разрешил Булавину взять к себе добровольцев-охотников, а таких нашлось более 500 человек. Булавин считал это недостаточным и, вернувшись в Кодак, решил здесь выждать дальнейших переговоров с кошевым Гордиенко.
В Кодаке он пробыл около месяца, но не сидел без дела, а рассылал отсюда свои «грамоты» (воззвания) в соседние московские и украинские города, желая обеспечит себе тыл, призывая народ к восстанию. Через татар послал свою грамоту на Кубань, к казакам-староверам, ушедшим с Дона с атаманом Мурзенко в 1688 году после церковного раскола на Дону. Рассылал «летучки» по запорожским поданкам, писав им: «Отаманы молодцы, вольные казаки, кто хочет идти в поход с атаманом К. Булавиным, собирайтесь у Перекопа». Запорожцы стали прибывать к Булавину, благодаря чему его отряд увеличивался.
Гетман Иван Мазепа, узнав об этом, направил против Булавина Кожуховского и Полтавского компанийских полков полковника Ливенца. «ТАК ЗНИЩИВ МАЗЕПА ВЛАСНОГО СОЮЗНИКА, БО ТАКИМ МIГ СТАТИ БУЛАВIН У БОРЬБI З МОСКВОЮ» [48]
В то время, как Булавин сидел в Кодаке, Л. Хохлач снова поднял казаков по Хопру и Медведице и послал к Булавину гонцов с новым «хорунком» (Знаменем), прося Булавина немедленно ехать на Хопер.
Атаман Максимов, узнав об этом восстании, послал против восставших конный отряд черкасских казаков. 8 февраля 1708 года черкасские казаки под командой старшин Т. Федорова и М. Матвеева разбили булавинцев и, собрав съезд, заставили восставших присягнуть царю. Казака Беляевской станицы Кузьму Акимова, выдававшего себя за Булавина и с ним пять его товарищей, и знаменщика Ивана Емельянова арестовали и послали под конвоем в Москву.
Когда компанийский полковник Ливенец со своими полками двигался против Булавина на Кодак, в это время в Кодак прибыли гонцы, посланные ранее Хохлачем. Булавин. направив 1500 запорожцев на Бахмут, сам с остальными казаками двинулся на Хопер, не задерживаясь в Кодаке. Булавин спешил на помощь Хохлачу, не зная того, что тот потерпел неудачу.
|