И НЕ ТОЛЬКО НА КАВКАЗЕ Выдающиеся качества пластунов послужили Отечеству не только на Кавказе, но и на других театрах военных действий. В Крымской войне (1853-1856 годы) 2-й и 8-й казачьи пластунские батальоны отличились в боях под Балаклавой и при обороне Севастополя на легендарном четвертом бастионе. Пластуны осуществляли вылазки в окопы противника, с особой, свойственной только им аккуратностью снимали часовых, уничтожали орудия, а однажды захватили и с помощью пленных французов утащили к себе три неприятельских мортиры. Находясь в дозорах, секретах, в разведывательном поиске, пластуны обращали внимание на многие малозначительные на первый взгляд детали в деятельности врага. Вскрывали новые артиллерийские позиции, обнаруживали ведение работ по рытью туннелей с целью закладки мин под расположением русских войск. Глядя на пластунов, командиры армейских пехотных полков в Севастополе начали заводить у себя по их образцу особые команды. Отбирали самих храбрых и сметливых солдат, выдавали им редкие в то время в регулярных войсках штуцера и высылали в ночные дозоры. Солдаты перенимали у бывалых пластунов их ухватки, привычки и даже стали подражать в одежде. Отличились в Севастополе и были награждены пластуны Кравченко, Чиж, Белый, Онищенко, братья Сопельняки, Семак. 2-му Кубанскому пластунскому батальону пожаловали Георгиевское знамя с надписью "За примерное отличие при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов", 8-му батальону - Георгиевское знамя с надписью "За отличие при взятии крепости Анапы 12 июня 1828 года и примерное мужество при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов". Участвовали пластунские части в русско-турецких, Русско-персидской, Русско-польской и Русско-японской войнах. Двадцать четыре пластунских батальона сражались на фронтах Первой мировой войны. На Кавказском фронте разведгруппы пластунов проникли в Месопотамию (на территории нынешнего Ирака), где установили контакт с передовыми частями союзных России британских войск. В этой войне в конных казачьих полках сменилось два состава, в пластунских батальонах - три... В Великой Отечественной войне название "пластунские" по традиции имели некоторые казачьи батальоны, полки и Краснодарская пластунская стрелковая дивизия. По-видимому, в наши дни с целью преемственности традиций стоило бы подумать о присвоении отличившимся частям спецназа почетного наименования "пластунские".Так,что,как сказал герой фильма "Неслужебное задание" погибший капитан разведроты сотнику Сербе-"Наш верх пластун!" Вздох пластуна Пластун с турецкой границы. 1902 г. До 1902 года, у казаков-пластунов, для носки в поход вещей, служил вещевой мешок, плотной парусины, носимый за плечами наподобие бывшего пехотного ранца. На этот мешок своеобразно складывалась и привязывалась бурка, покрывая его весь. Так как в поход во время дождя надетая на себя бурка намокает, то вся защита от дождя ограничивалась обыкновенно накидкой на головы одних башлыков, тем более что последние у казаков хоть и вольного покроя, но требуются большие и просторные настолько, чтобы, огибая кругом спину, плечи и грудь, нижние края башлыка спускались вниз почти до локтей. Спереди у башлыков имеется узкая тесьма или шнурок, который обхватывает надетый башлык кругом шеи. В холоде же башлык обвязывается кругом шеи концами. Таким образом, башлык, спускаясь вниз до локтей, способствует тому, что вся верхняя часть казака защищена от дождя, и вода, стекая по башлыку вниз, а сзади по бурке привязанной на мешке, намачивает только полы черкески. Бурка же, оставаясь сложенною, защищает вещи в мешке от промокания и под защитой башлыка остается сама сухою, так что на ночлег казак приходил с сухими вещами и сухой буркой. Находясь за спиною плотно притянутым, мешок не мешает свободному движению казака. Руки у казака свободны во всякое время и для всякого дела: ружьём, топором, лопатой и даже для помощи обозу. Во время перебежек, прыганья, влезания, ничто пластуну не мешает. Не то при мешках пехотного снаряжения. Во время бега эти мешки болтаются и затрудняют движение; солдаты принуждены придерживать их рукой. Мы, пластуны, на маневрах вбегали на гору со своим мешком и одной свободной рукой (другая с ружьем), а рядом ползущий солдат поддерживал рукой боковую суму, сползающую наперед и мешающую движению ноги. Свободная от ружья рука помогала пластуну пробираться в лесу, лезть в гору, идти по камням и пр., солдат, то и дело спотыкаясь, хватается за свою суму. В настоящее время нам выдано пехотное снаряжение. Первым вопросом является, куда теперь приспособить бурку? Если скатать и надеть её через плечо в виде шинели, получается на плече гора, на которую положительно невозможно положить ружьё; очень высоко и неудобно. Неудобно это положение бурки и при перелезании через заборы, стены и т.п., потому что бурка не позволяет груди близко соприкоснуться с преодолеваемым препятствием. Не то было, когда бурка и мешок находились за спиной. Котелок должен, подобно шинели, носиться на концах бурки, но в виду её толщины котелок не надевается, и приходится искать и для него новое место, тогда как на прежнем мешке котелок носился удобно. Кроме этих удобств прежнего снаряжения есть и еще одно весьма важное, а именно: находясь в цепи на открытой местности, лежащий казак, отстегнув боковые подхваты и перебросив мешок свободно через голову вперед, ставил его перед собой, и получал прекрасный упор для стрельбы лежа, передние помочи при этом от пояса не отстегивались. Перед новым движением, лежа же, мешок закидывался за спину и производилась новая перебежка. Если при этом подхваты бывали и не застегнуты, то помехи от этого не было. Применялось ли это везде у пластунов я не знаю; но в своей сотне этот способ я практиковал с успехом. Наконец, на привалах пластун, опрокидываясь назад на мешок, мог удобно отдыхать в положении полулежа. Если только что-либо и есть неудобного в прежнем снаряжении пластуна, то это бурка. Сухая она весит от 5 до 8 фун., а намокшая потянет вдвое. Поэтому было бы весьма желательно подыскать для нее более легкую ткань, не пропускающую воду и сохраняющую тепло. А теперь... Надел пластун мешочное снаряжение с буркой через плечо... огляделся... Прием ружьём делает плохо; из правой патронной сумы патроны доставать неудобно; взял ружьё на руку, - неудобно, весь связан; взял на плечо - еще хуже, ружье лежит на бурке, на горе, да и бурка на изгибах скоро рвется. Побежал пластун - сумка заболталась и фляги загремели. Побежал к стене, попробовал перелезть - спереди бурка мешает. Так и не перелез через стену. А малый ловкий. Товарищи начали подсмеиваться... Постоял пластун, помолчал, опять поглядел на снаряжение, глубоко вздохнул и сказал: "ну, братцы, сбруя эта красивая, да толку мало; прощай, сидор, прощай пластунская ухватка (т.е. быстрота и ловкость); теперь я и через тын не пересигну". Пластун с турецкой границы. 1902 г. По поводу статьи "Вздох Пластуна" В виду указаний, сделанных в этой статье в учебной команде 4-го Кубанского пластунского батальона, непрерывно, в течение трех недель, при самой разнообразной обстановке, как учебно-мирного обихода, так и применяясь к условиям военно-походной жизни, а равно при возведении разного рода окопов, под огнем со стороны неприятеля, и при преодолении разного рода препятствий (полевая гимнастика) произведено было испытание трех способов носки походного казачьего снаряжения. Из личных наблюдений начальника команды и по отзывам казаков, носивших разное снаряжение попеременно, выяснилось: Образец 1-й Снаряжение состоит: из холщового мешка, примерно квадратной формы (еще лучше интендантского вещевого мешка, принятого на снаряжение армии) с приделанными к нему с боков двух верхних углов широкими (около вершка) помочами, снабженными на свободных концах железными крючками или деревянными костыльками; противоположные углы мешка, соответственно сему, снабжены железными кольцами или прочными веревочными петлями. В это мешок (по казачьи "сидор") укладывается все имущество казака и 5 фунтов сухарей, после чего на мешок с трех сторон накладывается бурка, свернутая параллелограммом, малая сторона которого соответствует ширине мешка. Поверх бурки таким же образом накладывается палаточное полотнище; с правой стороны к мешку прикрепляется по длине мешка палаточная полустойка с приколышем, а внизу их котелок. Весь вьюк прочно стягивается палаточной веревкой. Сапожный чехол с сапогами может быть привязан с левой стороны мешка. Одевается это снаряжение таким образом: зацепив крючок или костылек левой помочи на кольцо или петлею нижнего угла мешка, казак продевает под него левую руку; затем, перекинув правую помочу через правое плечо, застегивает крючок обеими руками за кольца нижнего правого края. Чтобы помочи на походе не расходились, они стягиваются на груди тесемками, пришитыми к ним вершка на четыре ниже погон. Преимущества этого образца следующие: Тяжесть снаряжения, ложась на оба плеча одинаково, имеет еще опору и в кострецах и, таким образом, распределяется по всему корпусу равномерно, не искривляя его, для удержания равновесия в какую-либо сторону, а естественное уклонение корпуса вперед как раз отвечает требованиям хорошей стойки. Выдающиеся твердые вещи в мешке, благодаря половине сложенной вдвое толстой бурки, проложенной между мешком и спиной, не беспокоят спины. Бег, шаг, прыганье, перелезание через заборы, носку и владение винтовкой, мешок не затрудняет, так как пригнан прочно, не болтается и оставляет обе руки и плечи свободными. Совершенно не препятствует доставанию патронов из нагрудного патронташа и имеющихся в черкеске казака 28-ми напатронников (газырей). Снимается и надевается настолько быстро, что при остановках цепи для стрельбы может с большим удобством служить хорошим упором для стрельбы, а на малых привалах хорошей опорой для отдыха, в последнем случае его не надо и снимать. Будучи хорошо обложены буркой, а сверху еще палаточным полотнищем, мешок и вещи в нем имеются всегда сухими, а надетый на голову башлык, закрывая спереди грудь, а сзади весь вьюк до половины, вполне предохраняет казака до пояса и весь вьюк от дождя и небольшого холода. При походном движении, а равно и на домашних учениях от 6 до 10 ч. утра, люди всего менее уставали в этом именно снаряжении. Недостаток его тот, что весь вьюк плотно стянут буркой и веревкой, и доставать вещи из него можно только с остановкой и развязав весь вьюк, но так как вещи нужны казаку только на больших привалах и биваках, а поминутное доставание из мешка сухарей на походе приучает только к распущенности, то недостаток этот не особенно важен. Образец 2-й Вещевой мешок и все прочее снаряжение интендантского заготовления, принятого в армии, но вместо скатанной и надетой на правое плечо шинели, таким же образом скатанная и надетая бурка, а сзади поверх нее накатано полотнище палатки с полустойкой и приколышем. Не имея ни одного из удобств, доставляемых образцом 1-м, оно имеет недостаток: Ложась всей тяжестью на правое плечо и имея противовесом лишь легкую бурку, оно заставляет казака бочить, убирая правое и выставляя левое бедро. На походе поминутное сползание мешка вперед, а при беге сильное его раскачивание, при чем все вещи в нем и на нем находящиеся сильно шумят, что беспокоит людей и отвлекает их внимание. Котелок не налазит на конец даже довольно жидкой бурки и, таким образом, будучи только приложен к ним, удлиняет правую сторону снаряжения; что вместе с поминутно, особенно после движения, сползающим наперед мешком, заставляет держать большие интервалы между людьми, увеличивая фронт. Хорошая казачья бурка настолько громоздка на левом плече, что ношение винтовки на ней делается положительно невозможным. Очень замедляет доставание патронов из нагрудного патронташа и тех патронов, что казак носит на черкеске вместо газырей. Благодаря легкости доставания из мешка сухарей, способствует неумению беречь сухарь до времени, позволяя грызть его на походе в виде развлечения. Прыгать и лазить через заборы крайне затруднительно, а при беге, для уменьшения тряски, люди сноравливают бег на иноходь. Образец 3-й Тот же, как и 2-й, но бурка скатана валиком вершков 14 длиною, к нижнему краю его прикреплен котелок, а палаточное полотнище также навернуто на бурку. Носится бурка через левое плечо на особой перевязи. Несколько уравновешивается тяжесть, прямит фигуру, но сильно давит перевязкой бурки грудь, а при беге бурка тоже прыгает и раскачивается. Лазить через забор позволяет. Бурка может служить упором для стрельбы и опорой для отдыха. Выгоднее способы 2-го, но уступает 1-му. Что же касается бурки, как принадлежности казачьего обмундирования, то, хотя бурка и тяжелее солдатской шинели, особенно когда намокнет, но зато она значительно теплее и не так пропускает воду, на биваке же бурка, служа хорошей подстилкой и одеялом, незаменима, будучи же надета на плечи вместе с башлыком, укрывает от дождя, при чем казаки приспособились так: захватив левой рукой край бурки и держа винтовку за затылок приклада, правую руку с захваченным краем правой полы накладывают тоже на приклад. Следует требовать, чтобы бурка была не длиннее 5 вершков от земли. Что касается внешнего вида, то и в этом отношении заслуживает предпочтения первый из описанных образцов. Глаз русского человека привык уже к вьюку за плечами: всякий пеший дорожный человек всегда носит свой багаж за плечами на спине, а сумки сбоку носят, как говорят казаки, лишь одни старцы (нищие). Подъесаул Гейман. 1903 г. Император Николай II среди кубанских пластунов Казачий спецназ Для живой изгороди подходят только такие кустарники, которые способны укрепляться быстро, расти густо и стоять шипами, распустив во все стороны крепкие колючие шипы. На севере, например, хорош для этого боярышник, на юге же гораздо пригоднее его держи-дерево или акация - гледичия: они поднимаются сплошной колючей стеной, и продраться сквозь них ни пешему, ни конному невозможно. Такой живой изгородью России на юге сделались запорожцы, при Екатерине II переселенные с Днепра на Кубань стеречь русские рубежи. Кордонная линия тянулась по правому, гористому берегу Кубани. У Анапы она соединялась с береговой Линией, тянущейся вдоль берега Черного моря на юг до Грузии. Гарнизоны постов береговой Линии были сняты и перевезены в Крым перед самым началом осады Севастополя, но кордонная линия на Кубани оставалась, как прежде, оплотом против набегов горцев и опорой для наступательных действий против них же. С Днепра на Кубань переселились казаки со своими приемами строить укрепления и даже со своими старинными пушками, помнившими времена чуть ли не Наливайки и Палия. Их посты представляли собой четырехугольные редуты с бруствером, усаженным терновником. Такие редуты с успехом выдерживали нападения конных шаек и пеших толп. Неизменно, на каждом таком редуте устраивалась наблюдательная вышка, вроде пожарной каланчи, только самого простого вида. Из камышовой крыши этой вышки вздымался пикою шест с перекладиной, а на каждом конце перекладины подвешен был на бечевке шар из ивовых прутьев. Это и был телеграф, или по-казацки "маяк". Когда сторожевой на вышке замечал черкесов, он кричал вниз: - Черкесы, Бог вам! Ему отвечали снизу: - Маячь же, небоже! Сторожевой поднимал, дергая за бечевки, оба шара кверху, и, если при этом был хотя бы слабый ветер, они раскачивались и "маячили" тревогу. Кроме того, рядом с укреплением врыт был длинный шест, обмотанный соломой, а наверху шеста торчала кадушка со смолой. Если нападение черкесов производилось ночью, зажигался этот маяк. Тогда один за другим вспыхивали и горели такие маяки по всей линии, подымалась ружейная пальба, кричали люди, ревела скотина, а иногда прокатывался по реке пушечный выстрел, не столько вредоносный для черкесов, сколько внушительный и ободряющий для казаков. Впереди укреплений, по сторонам их, для связи ставились пикеты, - по казачьи "бикеты" - простые шалаши, окруженные плетневой оградой: они вмещали от трех до десяти казаков. Зная малочисленность пикетов, черкесы иногда окружали их ночью большой толпой и кричали по-русски: - Эй, Иван, гайда за Кубань! Это означало: "Не трать зарядов, а лучше сдавайся". Но казаки начинали отстреливаться из-за своей плетневой крепости, и часто бывало, что отбивали нападение или вызывали своей пальбой подмогу с постов, а иногда все до одного погибали. Когда в 1787 году запорожцы в числе 30-ти тысяч двинулись по грамоте Екатерины переселяться на Кубань, пограничную тогдашними турецкими землями на Кавказе, они отметили это событие в своей жизни иронической песней: Ой, годi нам журитися, Треба перестати: Заслужили од царицi За службу заплати. Дала хлiб-сiлъ й грамоти За вiрнiсть служби. От тепер ми, односуми, Забудемо нужди! В Таманi жить, Вipнo служить, Границю держать, Рибу ловить, горiлку пить, Ще й будем багатi, Та вже треба женитися, I хлiба робити, А хто етиме iз невiри, Неощадно бити!.. В грамоте Екатерины обязанность жениться и завести свое хозяйство была поставлена в числе первых обязанностей для бездомной запорожской вольницы. Пришлось эту обязанность выполнить: на новых местах вышли из них не такие уж плохие хозяева, потому что на Кубани нашли они не только богатейшие земли - бездонный чернозем - но еще и неусыпного врага всему хозяйству в лице шапсугов, абадзехов и других кавказцев с левого берега реки. Но, как бы не была беспокойна жизнь казаков переселен цев, надо было жить и "границю держати", и первоначальные коши и курени их превратились в станицы и хутора, подкреплявшие кордонную цепь особыми отрядами во время ожидавшихся по розыскам разведчиков нападений горцев летом и осенью. Зимой же эти вспомогательные отряды располагались около линии биваком под открытым небом и выстаивали так два, два с половиной месяца, потому что зимой Кубань замерзала и была проходима во всю длину для пеших горцев - "психадзе", для конных - "хеджеретов". На лугах вдоль Кубани заготовлялось сено для коней и скота - несколько тысяч стогов - миллионы пудов сена, но достаточно было шапсугу или хеджерету приставить к нему пистолет и выстрелить - вот и начинал пылать стог. Жечь казацкое сено входило в практику борьбы горцев с русскими, и делалось это большей частью зимой. Летом в неоглядных кубанских плавнях, представлявших сплошную топь, покрытую камышами и кое-где прорезанную текучими водами или озерами, оставшимися после разлива реки, тоже могли таиться на островах или отмелях, поросших ивняком небольшие шайки. Но зато те же плавни скрывали многочисленные казачьи пикеты. Плавни со всеми узенькими едва заметными тропинками в них, проложенные стадами кабанов, были, конечно, хорошо известны казакам, которые охотились в них на тех же кабанов, и на диких коз, и на фазанов, и на другую дичь. Плавни представляли собой совершенно особый мир, полный до краев кипучей жизни и самой свирепой борьбы за жизнь. В них только и делали, что бесчисленно размножались птицы, звери и неустанно истребляли сильные слабых, а весной и летом всюду в них гудели неисчислимые комары, жадно впиваясь в лицо, руки и шею казаков, сидевших в осаде. Эти тучи комаров и мошкары, крутившихся над тем или иным местом в плавнях, всегда, между прочим, давали знать осторожным горцам, что тропинки стерегут казаки, а казакам - что на отмелях или островках таятся горцы. Пограничная прикубанская война мелкими и мельчайшими партизанскими отрядами, война неустанная, тянувшаяся из поколения в поколение десятки лет, не смогла не породить и с той и с другой стороны отчаянных храбрецов совершенно своеобразного склада. Со стороны горцев такими были хеджереты – то же самое,что за Тереком абреки. Хеджереты - от арабского "хеджра" - бегство, беглецы, выселенцы из отдаленных аулов, ничего не имеющие, кроме коня и оружия. Набеги на русских были их единственным способом жизни. Когда тот или иной горский вождь задумывал большой набег, он заранее оповещал об этом, расстилал около своего двора бурку. Всякий, кто хотел участвовать в набеге, бросал камешек на эту бурку. Считалось унизительным у горцев считать людей - считались камешки, и по их числу определялась сила отряда. Основное ядро каждого из таких отрядов состояло, конечно, из хеджеретов, о которых недаром говорилось, что они "подковами пашут, свинцом засевают, шашками жнут". Первые бедняки по одежде и первые богачи по оружию, хеджереты были действительно удальцы, смельчаки, готовые идти на самые дерзкие предприятия. "Кожа с убитого хеджерета ни на что не годится, но когти этого зверя дорого стоят" - так говорилось о них у горцев. Горцы складывали о них песни, горские девушки отдавали на празднествах им предпочтение перед молодыми красавцами, бешметы которых были обшиты серебряным галуном -признак их родовитости и богатства. И первая красавица большого шапсугского аула, царица пира, проходя мимо подобных галунников, находила затерянного в толпе оборванного хеджерета, славного своими подвигами, и подавала ему руку для пляски. И это отличие считалось у хеджеретов высшей наградой, а жизнь - копейкой. Но нужно же было и казакам выставить из своей среды против подобных рыцарей - таких, которые были бы равноценны им по сметливости и спокойной отваге. Такими именно были черноморские пластуны. Пластуны были совсем не кавалеристы, как хеджереты, но, пожалуй их нельзя было назвать и пехотинцами, потому что они не учились маршировать в ногу, под барабан, как это было свойственно регулярной пехоте - зато они учились ползать, подползать, подбираться незаметно, пользуясь густой травой, где камышом, где кустами, где камнями, как прикрытием для своего распластанного по земле тела, работая локтями и коленами. Самое украинское слово "пластун" можно перевести "ползающий". Они учились быть разведчиками и были непревзойденные разведчики, они учились часами без малейшего движения сидеть или лежать в засаде, они учились без промаху стрелять из штуцера или пистолета и владеть кинжалом, как мог бы владеть им только природный горец. В чем пластуны ничем не отличались от хеджеретов - это в своих бешметах: они были также дырявы, несмотря на то, что были заплатаны разноцветными заплатами, а иногда и кожей, не меньше как в сорока местах. Впрочем, подражания тут не было, щегольства этим тоже: просто бешмету больше всего доставалось при способе передвижения, какой облюбовали для себя пластуны. Все встречные корни, острые камин, шипы колючих растений норовили оставить себе на память клочок старого казачьего бешмета. На ногах у них были постолы или чувяки из шкуры ими же убитых диких кабанов, черной щетиной, конечно, наружу. Такая обувь была легка и удобна, и не слышна при ходьбе, долго не промокала при неизбежной ходьбе по сырым плавням. Пластуны были глаза, уши и как бы щупальца кордонной линии: они не смели пропускать незамеченными ни хеджеретов, ни хитрых психадзе, которые перебирались через Кубань по ночам, прибегая ко всяким уловкам. Самое слово "психадзе" значит по-русски "стая водяных волков": это они ввели в обиход казацких способов защиты свою тактику нападения. Хеджеретам некуда было спрятать своих коней, и они поневоле действовали как львы набегов: смело, быстро и шумно; психадзе - как шакалы: подкрадываясь, таясь, выжидая удобнейшего момента. Хеджереты часто носили под своим рубищем кольчуги, как настоящие рыцари; психадзе действовали налегке, но встреча с ними в плавнях никогда не сходила легко с рук пластунам. Имея таких противников, приходилось сторожевым казакам далеко отбросить свою запорожскую беззаботность, беспечность, лень, хотя внешность их с виду не менялась. Пластуны, как типичные украинцы, казались с первого взгляда валковатыми, тяжелыми на подъем; но им только нужно было почувствовать опасность или просто заняться своим делом разведчика, чтобы совершенно преобразоваться и выказать необычайную ловкость, неутомимость, быструю сметку, и тогда лихо сидели на них сдвинутые на затылок даже их старые, вытертые, линялые, рваные папахи. Пластун только винтовку свою брал в руки, когда отправлялся на свои поиски, а все остальное, что ему было нужно, висело на нем: сзади сухарная сумка, у пояса - штуцерный тесак, пороховница, шило из рога дикого козла, котелок, а у кого даже балалайка или скрипка на случай, если не обнаружится никаких покушений на границе, появится некоторый досуг и явится возможность заняться музыкой. Но возможности такие были все-таки редки (только во время полевых работ), а обязанности пластунов очень сложны, главное ответственны. Прежде всего, они должны были подмечать решительно все следы на тропинках в плавнях, нет ли каких подозрительных, свежих. Да и самые тропинки могли быть свежими, только что проложенными, - кем? У пластунов, конечно, не было никаких карт местности, все тропинки в нескончаемых плавнях должны они были запоминать на глазок, поэтому пробирались они сквозь камыши медленно, и всюду на поворотах и на перекрестках тропинок делая свои заметки. Они бродили партиями мелкими: три, пять, десять человек - не больше. Придти на помощь к ним никто не мог, так что в случае встречи с более многочисленным врагом могли они только надеяться на свою удачливость да на меткость своих штуцеров. Именно штуцеры считались у них меткими или с изъяном, а не стрелки, так как посредственный стрелок не мог попасть в пластуны. И, когда они бывали свидетелями особенно удачного выстрела, то говорили, крутя головами: "От-то ж добре ружжо", и всякому из них тогда хотелось осмотреть это ружье во всех частях, а к стрелку бывали они совершенно равнодушны. Пластуны, живя своей особой и полной опасностей жизнью, имели свои предания и своих героев, сложивших кости в плавнях, свои поверья, заговоры, "замовления", общее название которым было "характерства". Заговоры, обыкновенно, начинались словами: "Я стану шелтати, ти ж, Боже, рятувати..."', и касались они вражьей пули, опоя коня, укушения ядовитой змеи; наговоры же были на удачу своего ружья, своего капкана на охоте; "замовле-ниями" останавливали кровь, текущую из ран... Пластуны часто для разведок не только уходили на левый берег Кубани, но забирались поближе к аулам горцев, чтобы разузнать, не готовится ли там нападение большими силами на главный кубанский курень-город Екатеринодар или на другие меньшие курени-станицы. На росистой по утрам траве остается, конечно, след -"сакма" пластуна, и тот не пластун, кто не умеет за собой убрать следов. Пластуны всячески старались запутать тех, кто стал бы приглядываться пытливо к их следам. Они или прыгали на одной ноге, или "задковали", то есть шли задом, только оглядываясь времени от времени, туда ли идут. Нечего было говорить, как были опасны эти поиски в лагере противника. Случалось, что иные пластуны погибали при этом, иные же, подстреленные, попадали в плен. Черкесы всегда нуждались в работниках, и пленного покупали зажиточные хозяева. Но пластун всячески доказывал, что он ничего не умеет делать по хозяйству, от него один только убыток. Думал же одну единственную думу - как бы ему бежать, и когда способ этот бывал им найден, то ни цепи, которыми его сковывали, ни колоды, которые лишали его возможности двигаться по своей воле, препятствиями ему не служили: он убегал на свою Кубань. Пластунами были в огромном большинстве люди средних лет: молодые не годились по недостатку терпения и сметки, старики - по стариковским немощам. Но иногда пластуны принимали в свою среду молодых, если они только были сыновья заслуженных и известных пластунов, опыт которых, конечно, должен был перейти к их "молодикам". С 1842 года пластуны были признаны отдельным родом войска, для них были заведены штаты: по шестидесяти на конный казачий полк, по девяносто шести на пеший батальон. Но штаты эти, как оказалось, были рассчитаны очень скупо, и число пластунов, по необходимости, далеко выплескивало за штаты. Если повышенное жалование, какое за свою трудную службу получали от казны пластуны, выдавалось только штатным, то сверхштатные не очень завидовали им, все они были заядлые охотники, а охота в плавнях давала им и мясо, и сало, и шкуры, и мех...