| Слово «казак» – татарского происхождения. В русском обиходе оно появилось с XVI века и означало человека вольного, независимого, не знающего над собой никакой власти. Но это не значит, что и само казачество по своему существу появилось тоже в XVI веке. Равно как и название Ильи Муромца «матерым» казаком не означает, что Илья Муромец, личность историческая, жил в XVI веке или позднее. Но это дает нам повод думать, что в сознании народном Илья Муромец по существу был тем же казаком. Но происхождение казачества так же темно, как и происхождение самой Руси.
По этому поводу французский историк Леруа-Больё, проживший в России 10 лет с целью ее изучения, говорит: “Славяне не завоевали России – это было долгое и медленное вселение, длившееся веками, которое почти не было замечено современными летописцами, и о котором история только догадывается, не имея возможности отметить постепенные видоизменения его”.
И говорить о зарождении казачества это значит говорить о зарождении Руси, так как его жизнь всецело связана с жизнью государства на протяжении всей нашей истории.
Но казачество свойственно не только России. Правда, особые географические условия нашей страны (обширность пространства, отсутствие установленных границ на юге на всем протяжении истории, а на некоторых окраинах почти до XX века, и в силу борьбы с кочевниками особо сложившаяся жизнь государства) – способствовали развитию казачества в таких значительных размерах, как в России.
Памятник Илье Муромцу
работы В.М. Клыкова
Еще в первые века Византийской Империи имелся род казачества на восточных границах этого государства. По приграничной полосе в Малой Азии устанавливались военные поселения из охотников; им нарезывалась земля, которую они должны были возделывать, не платя податей, а взамен отражать набеги двигавшихся на Запад кочевников.
Такое же казачество находим мы в Венгрии по юго-восточным ее границам, состоявшее из переселенных туда славян во времена долгой и упорной борьбы с турками. С прекращением набегов и закреплением границ, казачество перешло в мирное поселение.
Подобными «казаками» бывали первые поселенцы в заокеанских владениях, куда еще не простиралась государственная власть. Возьмем для примера зарождение такого государства, как Северо-Американские Соединенные Штаты. Первые поселенцы выехали туда из Англии в 1609 году, снаряженные одной торговой компанией, как тридцатью годами ранее братья Строгоновы снарядили Ермака Тимофеевича. Это тоже были вольные люди. Их вожак Джон Смит воевал против турок, попал в плен, затем бежал оттуда на Русь. Кто знает, может быть, и он казаковал на Руси.
Эти вольные люди, в составе нескольких десятков человек, поселились в Каролине. Два года спустя их было уже пятьсот. Через одиннадцать еще к ним высадились сотня преследуемых голландцев-протестантов. Они образовали военные поселения самостоятельно, независимо ни от какого государства. Через несколько лет им доставили из Англии жен за 120 фунтов табаку. Колония или войско росло быстро. Имея точку опоры, английское государство шагнуло за океан и присоединило к себе колонию.
Но условия жизни не способствовали развитию казачества. В России же более, чем тысячелетняя борьба со степью не только не допускала возможности уничтожения казачества, но требовала его усиления.
На заре жизни нашего государства, если не всем «русичам», то многим из них пришлось казаковать, когда они садились по Днепровской долине. Собственно два великих народа пришли в Европу, где они собой заложили основы почти всех государств: это сперва германцы, а за ними славяне. Первые, благодаря географическим условиям Западной Европы, разбились на несколько народностей, а вторые, или скорее, восточная ветвь их, заняли всю Восточную Европу, о которой французский географ Гимли говорит следующее: “Это восточная или плоская Европа, великая русская или сарматская равнина, заключенная между горами Уральскими, Кавказом и Карпатами и продолжающаяся на Запад вдоль Балтийского и Северного морей до поперечной линии, что географы называют европейской диагональю, которая тянется от Карпат до возвышенностей Эмса, проходя через горы Гигантов и Гарца”. Именно это однообразие равнины имело решающее значение в расселении по ней восточных славян, которые, расселившись, не потеряли племенной связи и образовали одно большое государство. Между тем как Западная Европа, разделенная горами, способствовала образованию многих государств. В этом отношении Альпы имели первенствующее значение. Тот же Гимли говорит, что поверхность Альп “разделена между пятью современными государствами – Италией, Францией, Швейцарией, Баварией и Австрией; более того, их долины, где еще древние географы насчитывали до 50 народностей, и где в средние века зародилось множество более или менее самостоятельных обществ, служат и по сие время убежищем крайней обособленности”. Быстрому расселению наших предков много способствовали реки, которые в последствии служили дорогами для казаков от Черного и Каспийского морей до Тихого океана.
На очень небольшом пространстве находятся источники Волги, Днепра и Западной Двины. Северная Двина и Онега берут начало недалеко от источников притоков Волги. Днепр и Волга имели особое значение, первый как соединительный нерв между Балтийским и Черным морями в Киевской Руси, а вторая – в Московской, связывая Восток с Западом. По этим путям и расширилась Святая Русь.
Поселившись на скрещении трех великих путей: 1) к востоку через Кавказ и Туркестан, 2) к югу по Днепру и Черному морю, 3) к западу по Дунаю, имея связь с тремя тогдашними очагами развития: Средняя Азия, Византия и южное побережье Западной Европы, Русь быстро вошла в сношение с этими народами и завела с ними бойкую торговлю, развив до высокой степени городскую государственность. Занимаясь главным образом, торговлей и промыслами и обладая “тихим, мирным нравом, любя празднества, пляску, пение, и будучи свободолюбивыми”, славяне очень страдали от постоянных нападений со стороны степи, а так же с севера и северо-запада от литовских и финских полудикарей. От этих частых нападений жизнь становилась трудной, а торговля почти невозможной, тем более, что караваны проходили по Днепру в Черное море через степи, занятые кочевниками. Ввиду этого, отдельные города должны были вооружаться и взять на себя охрану водного пути «из варяг в греки». Для этого, как тогда водилось, они, независимо друг от друга, нанимали варяжские дружины. И призвание варягов, по летописи, не может служить исходной точкой начала Русского государства. Ибо такого рода призвания или приглашения на службу для внешней обороны, по всей вероятности, бывали и раньше. Во всяком случае, это не было единственным. Такие призвания продолжались до XI века отдельными городами. Так, в 1018 году Великий Новгород нанял отряд варягов на службу, а чтобы достать средства на их содержание, ввел особые налоги. Варяжские военачальники обязывались ограждать города и земли от внешних врагов, набирая дружину впоследствии и из местных жителей. За что они получали плату не деньгами, а тем, что в данной земле имелось или производилось. Для этого они сами часто объезжали землю и собирали дань. Слово «дань» надо понимать как платеж*.
* На этом основании в XVII веке немецкие ученые видвинули свою высокомерную теорию, что русское государство основано иностранцами неславянского происхождения. Несостоятельность ее сразу же показал еще М.В. Ломоносов, но все же она утвердилась в русском обществе, ориентированном на заимствование западной культуры. В XIX-XX веках были опубликованы многие исследования, опровергающие эту теорию. В частности Н.Н. Ильина (супруга философа И.А. Ильина в книге «Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки (Париж, 1955) показывает на основании этих данных, что Рюрик был прибалтийским славянином. – Прим. ред. «РИ».
По мере того, как варяжские военачальники русели, а их дружины пополнялись местным населением и все более сливались с ним, вокруг них образовалось нечто вроде правящего класса, тем более, что они заведовали военной государственной стражей, а по объединении земель и государственными войсками. Потомки этих начальников стражи превратились в высших управителей, начальников войск и посредников в иностранных сношениях. Но властителями или владетельными князьями они никогда не были. Главное значение имело Вече. В мирных договорах с Византией в IX веке, они подписывались от своего имени или от имени Русских земель. В четвертом поколении они были уже не варяги-пришельцы, а славянские военные вожди. Спустя только век все пришлые варяги совершенно затерялись в славянах – растворились. По своей малочисленности, они никакого влияния не оказали ни на политику, ни на государственные учреждения, ни на право, ни на частную жизнь славян и не ввели феодализма, как то произошло в Западной Европе в завоеванных ими странах*.
* Яркий пример представляет собой Франция, где германские завоеватели (от них она и имя свое имеет – от франков) образовали правящий класс и держались совершенно отдельно от туземного населения до XI века, заменив собою в промежутке времени от VI до IX веков римское поместное дворянство. В количестве 200 тысяч германские феодалы, завладев страной в 10 миллионов населения, в течение ряда веков вели упорную борьбу с этим населением. Поэтому слияние шло очень медленно, настолько медленно, что еще в XV веке в Реймской области существовала немецкая епархия. – Прим. автора.
С переселением на северо-восток положение изменилось. Там уже князья заселяли свои земли, свои вотчины. Так Андрей Боголюбский хвалился, что он “всю Белую Русь (Суздальскую) городами и селами великими населил и многолюдной учинил”. Помимо того, повлияла борьба с востоком и Западом. Власть постепенно сосредоточивалась в руках князя. Да и то в трудные времена всегда созывались Соборы вплоть до Петра I, который ввел самодержавие по западному образцу* и который, кстати сказать, был единственным настоящим самодержцем на Руси, управляя сам лично страной и входя в подробности жизни народа.
* Точнее следовало бы сказать: западный абсолютизм. – Прим. ред. «РИ».
С образованием государственности дружины, охранявшие земли и сопровождавшие караваны, сделались государственными войсками, а их сменила по границе застава из русских людей. На юге со стороны степи, по рекам возводились укрепления и строились небольшие крепости, а между реками протягивалась застава для прикрытия от набегов кочевников. В случае набега все прятались в укрепления точно так же, как то впоследствии было на Оке, Дону, Тереке, Урале и Кубани. В местах частых набегов приходилось даже строить высокий частокол на большие расстояния.
В течении более трех веков велась борьба со степью: с хазарами в IX-X веках, с печенегами в X-XI веках и с половцами в XI-XII веках до татарского нашествия, когда Русь ушла к северо-востоку, а с ней туда ушло и казачество.
Конечно, в то время не существовало такого казачества, как мы привыкли его понимать; оно не имело определенной формы и не было выделено в сословие, – да его и трудно было бы отделить от прочего войска и указать, где кончается войско, а где начинается казачество. Куряне, жившие в пограничной области, были “под трубами повити, под шеломами взлелеяни, конец копия въскърмлени; пути им ведомы, яругы им знаемы, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени, сами скачут, акы серы вълцы в поле, ищющи себе чти, а князю славы”.
Наш летописец показывает нам “Откуда русская земля есть, и как она пошла быть”. В применении к нашей истории, именно, можно понять буквально выражение «пошла быть», ибо наша земля «шла быть» с II по XX век. И только к началу последнего она достигла своих границ, когда волна безпрерывного переселения докатилась до краев. Впереди шел казак с оружием, а за ним следовал крестьянин с сохой. И вместе, шаг за шагом, прошли они от Днепра и от границ Московского княжества до Черного и Каспийского морей, Урала, перевалив его, прошли всю Сибирь до Тихого океана и, в конце концов, очутились на Аляске, которую забайкальские казаки присоединили во второй половине XVIII века, – и на западном берегу Северных Американских Соединенных Штатов вплоть до Мексики. От бывших там русских поселений осталось название одной местности «Русские холмы». И казачий историк Иван Попко справедливо говорит: “Куда они забредут, русские люди, хотя бы «самодурью», без видимой государственной цели, туда придет и Русское царство”. А забредать русским людям было куда, будь то к северу, востоку или югу.
Первое время казачество было иным, о войсках казачьих не было и речи. Люди уходили отдельными артелями. Да и названия этого не носили, и лошадей у них не было, а спускались они вниз по рекам в лодках. Если южное казачество гораздо позднее достигало водным путем Анатолийских и Персидских берегов, то уже в XI и XII веках северное (если можно так его назвать, ибо по существу это были те же казаки) достигало Урала и берегов Белого моря. А отважные новгородцы скоро добрались до Шпицбергена и восточной Шотландии, по берегу которой были ( по английским данным) их поселения, затерявшиеся со временем. Как на юге, так и на севере отдельные артели выходили промышлять или охотиться, то есть «казаковать», и они хотели воли и свободы. Но на севере казачество, как мы привыкли его понимать, не могло развиться, ибо там не было для этого данных: не было басурманов, и государство быстро достигло естественных границ и закрепило их. На юге и востоке развитие казачества пошло естественным путем, благодаря отсутствию определенных границ и вековой борьбе государства со степью.
Когда же зародилось казачество, принявшее известные нам формы? На этот вопрос вернее будет ответить, что оно никогда и не прекращалось с самого зарождения Руси, но существовало в маленьком незаметном размере, неотмеченное даже нашей историей. Иначе и не могло быть. Пока Русь собиралась воедино, пока тяготело над ней татарское иго, до тех пор существовало центростремительное направление в переселении, так как под покровом Москвы безопаснее жилось. И те «добры молодцы», которые впоследствии назвались казаками, не могли заходить далеко в степь.
Но по свержении ига, Русь повела наступательное движение, выдвигая казачество вперед совершенно механически. И по мере того, как Русь ширилась к югу и востоку, казачество уходило далее и далее в степь, не прерывая связи с государством. Теперь уже более крупные артели выходили на промысел или охоту, спускались вниз по рекам так далеко, насколько у кого хватало средств и храбрости проникать в степь. Многие селились далеко за пределами государства, вне досягаемости его власти. Вначале селились малыми артелями. Но в ту местность, где были поселенцы, охотнее приходили новые. Даже на маленьком укрепленном острове, где была Сечь, существовали отдельные курени, говорившие об отдельных артелях. Постоянная опасность от кочевников и необходимость защиты принудила объединиться в станицы, а потом и общины, которые впоследствии назвались войсками.
Борьба оказалась не по силам, и им вскорости пришлось опереться на государство. Сперва помощь была только оружием и съестными припасами. Государство рано учло пользу казачества. Но по мере роста государства и его поступательного продвижения, борьба с кочевниками становилась общегосударственной, и помощь казакам стала оказываться самая деятельная, вплоть до усиления войск людьми. И само казачество занимает все большее и большее значение в жизни государства, оно постепенно растягивается по всей границе от Буга до Амура и вместе с тем участвует во всех имперских войнах. Естественная связь его с государством растет и крепнет.
По мере продвижения границы войска казачьи или уходят за ней или изменяют свое внутреннее устройство с ходом государственной жизни, воспринимая уклад ее и становясь частью целого. Немыслимо же было в XVIII веке сохранить «вольницу» XVI века, тогда за хлебопашество казнили смертной казнью, как того хотел Булавин, или сохранить в чистом виде Запорожскую Сечь, окруженную мирными хлебопашцами, когда граница ушла далеко вперед и по берегу Черного моря основались города. Резкие перемены в казачьей жизни, отмеченные бунтами Булавина и Пугачева и уничтожением Запорожской Сечи, происходили по причине запаздывания в сравнении со временем определенного жизненного уклада войск.
В связи с общим ходом русской жизни, казачьи войска нарождались, перемещались и даже исчезали. Так исчезли войска Рязанское, Волжское, Уфимское, Камское, Самарское, Запорожское, Украинское, Слободское, Азовское уже в 1865 году и Дунайское, народившееся после Отечественной войны и преобразованное в 1856 году в Новороссийское, упраздненное в 1868 году. А по азиатской границе на протяжении более 10 тысяч верст зарождались новые для защиты русской земли по примеру старших братьев в Европе.
Вполне справедливо выражение, что «Русь бродячая» прокладывала дорогу Руси оседлой. В первые века существования южного казачества государство пользовалось этой бродячей Русью в своих целях, а когда то было выгодно в дипломатических сношениях, отказывалось от него и предоставляло его самому себе. Иногда на Кругу объявлялось: “Белый царь шлет вам поклон, приказал спросить о вашем здоровье. Он учинил размир с Турками и шлет нас промышлять над Крымцами”.
В 1684 году гетман Сагайдачный приглашал донцов идти с ним на Крым. Донцы отказались и грамоту его переслали в Москву. Но голытьба пошла за Сагайдачным. В следующем году Москва писала на Дон: “Вам казакам без нашего указу ссылаться с польским королем, помощь ему оказывать походом на Азовское море не только чинить, но даже и мыслить о том не годилось, потому что у нас теперь мир с турецким султаном и крымским ханом”. А в 1686 году, по заключении мира с Польшей, была грамота из Москвы: “Полномочные послы меж нами и польским королем учинили вечный мир и отдали в нашу сторону, вечно, Киев с Запорожьем и со всеми прежними городами. И вы, атаманы и казаки, собравшиеся всем войском, промышляли бы над неприятелем всех христиан, турками и крымцами, и корысть себе и вольный поход на море получали, сколько всемогущий Господь помощи даст”. А на заявление Турции, что казаки взяли Азов и грабят прибрежные города, Москва отвечала после того, как Собор решил Азова от казаков не принимать, не будучи в состоянии воевать с Турцией, что казаки вольные и воюют от себя, а султан может их наказать сам; и помощи казакам не было оказано.
И.Е. Репин. Казаки пишут письмо турецкому султану
Командующий Жандрон говорит, что “Россия действует в своих завоеваниях путем поглощения. Она не переходит к новым завоеваниям, не усвоив окончательно прежних или, скорее, не переварив их. Англия, напротив, действует путем господства; способ легко применимый в стране с разделением общественных каст, что угрожает ужасными последствиями покорителю, если страна перестанет его бояться”. Казаки шли вперед и завоевывали, а затем помогали усваивать эти завоевания. Только в Европейской России казаки замирили целый край юго-востока и дали возможность заселить его. В областях Донской, Кубанской, Терской, Черноморской, Астраханской и Ставропольской было в 1915 году 8.300.000 русского населения. Они так быстро двигались, что к концу царствования Петра I растянулись лентой по всей южной границе Империи, от Днестра до Амура – Запорожские по Днепру, Малороссийские и Слободские до Донца, Донские, Гребенские и Терские, Яицкие и Сибирские казаки.
Далеко в степь была выдвинута застава богатырская, состоявшая из укрепленной линии от городка к городку: между ними были укрепления, а между укреплениями пикеты, между которых ездили разъезды. Была живая ограда. Днем и ночью неустанно следило казачество за степью на вышках, курганах и деревьях и было всегда готово первым принять удар и отстаивать своей грудью Святую Русь, крепко помня завет отцов, передававшийся из поколения в поколение, – охранять Русскую землю и Православие. Охрана была вполне надежная. Что дало повод Государю Александру II писать в 1861 году Главнокомандующему Кавказскими войсками: “Казачье сословие предназначено в государственном быту для того, чтобы оберегать границы Империи, прилегающие к враждебным и неблагоустроенным племенам”. Но, как увидим ниже, деятельность казачества не ограничивалась этим одним.
Как же жилось казакам по границе? Для ясного представления возьмем картинки XVII, XVIII, XIX веков на Дону, Кубани и Тереке.
Прошел слух о набеге. По верховым и низовым городкам была разослана «опасная» грамота, чтобы все казаки держали ружья в чистоте, кормили лошадей и были в готовности в один час выступить в поход, чтобы крепили городки и не выезжали в поле без оружия”. В каждом городке прочитывали на сборе грамоту и, снявши копию, посылали дальше без задержания. Еще не успела «опасная грамота» обойти все городки, как казачий разъезд, высланный в Кубанскую сторону, напал на татарские сакмы (следы). Население было в ту пору на летних работах. Старики, схвативши знамена, выехали сзывать народ в осаду. Завидя знамена, стар и млад, жены и малые ребята спешили в городки, сносили свое имущество в церковные ограды, под защиту пушек. В тех же городках, где не было крепкой ограды, добро зарывалось в землю. То был общий «сполох». На гребле, возле речки Сала загорелся сперва один маяк, затем второй, третий, а через несколько мгновений запылала вся Кубанская сторона. Чего давно уже не бывало. Поджидая неприятеля, войсковой атаман стоял у Черкасска. Татары же внезапно появились у станицы Кумшатской, переплыли Дон, выжгли городок и рассыпались по соседним станицам, брали в плен людей, отгоняли скот, хватали добычу, после чего, таким же порядком, переплывши Дон, скрылись в свою сторону (Абаза. «Казаки»).
Казачья вышка на Кавказской линии
За этот набег казаки отомстили. В 1637 году пошли за Кубань в составе 9,5 тысяч конницы и 1,5 тысячи пехоты при одной пушке. По выжженным степям поход был настолько труден, что только 5 тысяч конницы достигло Кубани. Там они настигли татар, разгромили тысячу кибиток, забрали 1000 человек в плен, 2000 лошадей, 5000 скота. Остатки татар ушли в горы.
Севши в пустынной земле под выстрелы и набеги кавказцев, черноморцы оживили край, образовали 40 куреней или станиц, возделали землю и постепенно замирили край. На сторожевую линию они выезжали далеко от своих станиц в укрепления по 25-30 человек в низовых и по 50-60 в верховых. Укрепление состояло из хаты, окруженной рвом и обсаженной колючим кустарником. Между этими укреплениями были рассыпаны маленькие окопы с вышками. С самого утра сторожевой поднимался на вышку и зорко глядел на Кубань. С наступлением сумерек спешенные казаки расходились по берегу и залегали в опасных местах. Кроме того, по прибрежным тропинкам сновали конные разъезды. Так что всю ночь линия жила при всякой погоде и во всякое время года. К тому же при Государыне Екатерине II, Государе Павле I и Государе Александре I черноморцам позволяли только защищаться. Даже пленных и свой скот казаки не могли отбивать на другой стороне Кубани.
Как черноморцы прославились пластунством, так линейцы своим удальством и лихости на лошади. Они и линию защищали и занимались хлебопашеством и виноделием. “Где виноградная лоза – там и женская краса и мужская храбрость”. Хозяйством занималась казачка с работником нагайцем или чеченцем. А когда женщины работали, малолетки держали охрану на деревьях. Казак же бывал всегда в походе. Но в отсутствие казаков казачкам приходилось и защищаться. Нередки бывали такие случаи: горцы, узнавши, что казаки далеко на походе, напали на линию, но были отбиты. Тогда они повернули на станицу волгских казаков. Их встретили залпом, и даже пушка выстрелила. То казачки, нарядившись в папахи, башлыки и бурки, высыпали с подростками на вал.
Памятник казачкам
Первоначально все казачьи войска (правда, слово это должно быть применимо с большой натяжкой к тому времени) походили некоторым образом на Запорожскую Сечь, то есть это были чисто военные дружины. Между тем, как Запорожская Сечь закостенела в своем первобытном виде, вследствие чего она должна была исчезнуть, когда закономерность жизни предъявила свои права, – все прочие казачьи общины видоизменялись по духу времени и превращались в войска военных поселенцев. Казаки стали обзаводиться семьями. Сперва жен брали из пленниц, а затем появились и русские женщины. Применимо к обстоятельствам, жизнь была простой. Жених и невеста выходили на площадь, молились Богу, затем кланялись всему честному народу, и тут же жених объявлял имя своей будущей жены, а обращаясь к ней, говорил: “Будь же ты моей женою”. Первая церковь в Черкасске была построена только в 1660 году. Очень часто к старости, если случилось дожить, казаки уходили в скиты спасаться. Ребята самого нежного возраста посвящались в казаки. Уже на сороковой день отец надевал сыну саблю, подстригал волосы в кружок, сажал на коня и, возвращая его матери, говорил: “Вот тебе казак”. Когда же прорезывались зубы, ребенка везли верхом в церковь и служили молебен Иоанну Воину о даровании храбрости. В три года мальчик ездил на лошади по двору, в пять уже скакал по улице, а с 15-16 лет становился казаком.
Несмотря на вольницу, жили строго по правилам веры. Наложничество запрещалось общественным мнением. Но по причине постоянных войн и набегов, семейная и общественная жизнь была в самом зародыше. Поэтому пополнение происходило за счет пришельцев с Руси, тем более, что голытьба была безсемейная. К тому же не было хозяйства, ибо до самого конца XVII века запрещалось пахать землю “а буде кто пахать и сеять, того казнить смертью”. Но все же с течением времени, а главное – перед вечной опасностью, зарождалась общественность, а вместе с ней и некоторые признаки государственности. Весною собирались в главный городок большим станом; на площади избирали атамана, в помощь ему двух есаулов, хорунжего и войскового писаря. Атаман подчинялся кругу, а на походе имел право жизни и смерти над казаками. Круг был судом, но при больших разногласиях зачастую обращались в Москву, решение которой приводилось к исполнению.
Были ли казачьи войска в те времена, когда жили вдали от государства как такового и вне досягаемости его власти, – особенными, вполне определенными единицами или, как утверждают самостийники, даже государственными образованиями? Как увидим ниже, они не только отдельных образований, но и точно определенных единиц не представляли, пока государственная власть не могла, или не хотела вовлечь их в круговорот общей жизни. Но так как казачество могло образоваться только при наличии за спиной сильного государства, через него и из него, то и вполне понятно, что оно вошло в общий круговорот, когда того потребовала жизнь, никогда не теряя с центром связи, которая только крепла со временем.
Даже не все казачество распределялось по войскам или принадлежало к ним. В допетровской Руси войск, как мы привыкли их понимать, не существовало. Были зародыши, ядра в определенных местах, вокруг них иногда сгущалась, иногда таяла казачья масса, кочуя по желанию от Днепра до Урала; и только со вмешательством государства установилась определенная форма. Так, например, на Дону, где больше всего проявилась казачья общественность, уже в XVIII веке войско составляли только «домовые» казаки городка Черкасска, состоявшего из 11 станиц-поселений. Остальное казачество к войску не принадлежало, ибо они сегодня здесь, а завтра уже в другом войске. Но и ядра казачьи сами не имели устоев государства: 1) не было определенной территории; 2) не было определенного населения, по личному желанию уходили, новые приходили, не было подданства; 3) не было ни государственного, ни гражданского права; 4) ни определенных обязанностей по отношению к государству; 5) ни налогов, ни податей; 6) ни государственных учреждений; 7) ни казны; 8) ни даже церквей. Отдельно или вместе каждый промышлял для себя. Войском считались «служилые» казаки, то есть получавшие свою долю из царского жалованья. Это были домовые казаки, остальное – голытьба-перекатиполе.
|