Во все времена у всех народов особо почитались воины не только мужественные и отважные на поле брани, но и обладающие незаурядной хитростью и смекалкой. Про таких героев, пробиравшихся под покровом ночи в самое сердце вражеского стана, сказители слагали песни и легенды, передававшиеся из уст в уста не одно поколение. Были подобные удальцы и среди запорожцев, которых враги называли "урус-шайтан" - "русскими дьяволами", а сами казаки - пластунами...

Возникновение пластунов теряется в толще столетий и восходит ко временам стародавним, к эпохе зарождения самого казачества в южнорусских степях. Среди тридцати восьми куреней Запорожской Сечи был и Пластуновский курень - факт сам по себе удивительный в силу двух причин, поскольку все сечевые курени назывались либо в честь атамана-основателя, как-то: Васюринский, Брюховецкий, Поповичевский, либо по местности, откуда вышли первые запорожцы, как-то: Уманский, Полтавский или Каневский. И лишь Пластуновский курень назывался по роду деятельности казаков, его составлявших. И кроме того, названия и численность всех без исключения куреней было постоянным с момента основания самой первой, Хортицкой Сечи еще знаменитым Байдою Вишневецким во 2-й половине XVI века. Таким образом получается, что пластуны, как отдельное воинское подразделение со своими боевыми приемами, существовали уже в момент зарождения самого запорожского казачества и потому вопрос о происхождении пластунов остается открытым. Вполне возможно, что традиция эта столь древняя, что уходит своими корнями в уловки славянских воинов, которые, по словам византийских и древнерусских летописей, умели врага "руками поясти".

Покров тайны окутывал деятельность пластунов на протяжении всей запорожской истории, хотя эти неутомимые разведчики были щупальцами казачьего войска в походах, проводниками в безбрежном море сухих степей, где днем правили путь по солнцу, по высоким курганам, по скрутням травы, а ночью больше ухом да слухом. Без труда узнаем пластунов в следующих строках "Истории запорожских козаков" Д.И.Яворницкого: "Скрываясь, будто звери, по тернам и камышам, умея выть волком, выкрикивать перепелом, питаясь всем, что только попадалось по пути, запорожские козаки зорко высматривали врагов, внезапно нападали на них и с малыми силами разбивали и побеждали множество неприятелей". Однако из-за скудости сведений, сообщаемых хрониками, запорожских пластунов легко спутать как с казаками-могильниками, устраивавшими свои наблюдательные посты на высоких "могилах" (курганах) и сообщавшими о передвижении татарской орды в степях, так и со знаменитыми "характерниками", о которых ходили легенды. В народной песне про Семена Палия, также счтавшегося характерником, есть и такие слова, которые в равной степени можно отнести и к пластунам:

"Хто в траві врівні з травою?
Хто в воді врівні з водою?
Хто у лісі врівень з лісом,
Перевертень в лісі бісом?
То Палій, то Палій..."

Столь малое внимание, уделяемое пластунам историками той эпохи, легко объяснить событиями тех далеких времен, когда деятельность запорожских разведчиков была просто незаметной и незначительной на фоне грандиозных по своим масштабам казачьих восстаний и походов под руководством Сагайдачного , Хмельницкого и Сирка, сотрясавших Польшу и Украину не одно десятилетие. И как это ни покажется странным, завеса тайны приоткрылась над пластунами лишь после разрушения Запорожской Сечи в июне 1775 г. российской армией, возвращавшейся из крымского похода. Действуя согласно манифесту Екатерины II, напуганной размахом Крестьянской войны во главе с Емельяном Пугачевым и стремившейся избежать подобного в Малороссии, войска генерала Текели окружили Сечь, арестовали казачью старшину и разоружили запорожцев. Часть из них под покровом ночи сумела тайком уплыть вниз по Днепру на лодках, перебраться через море во владения Оттоманской империи и, приняв турецкое подданство, основать Задунайскую Сечь. Большинство же сечевиков рассеялось по всей Украине, дожидаясь лучших времен.

В конце 80-х гг. XVIII века, в преддверии новой войны с Турцией, всесильный фаворит императрицы генерал-фельдмаршал Григорий Потемкин, светлейший князь Таврический, испытывая нужду в легком флоте, решил возродить запорожское войско, названное сперва "Войском верных Козаков". Запорожцы храбро проявили себя в русско-турецкой войне 1787-1791 гг., особенно отличившись при взятии Очакова и крепости Березань. Именно тогда казачье войско и переименовали в Черноморское. За заслуги в войне царское правительство отвело черноморцам земли сперва в низовьях Южного Буга и Днестра, а затем, из соображений охраны рубежей на Северном Кавказе и по просьбе самих запорожцев, выделило им указом от 30 июня 1792 г. территорию "...так, чтобы с одной стороны река Кубань, с другой же Азовское море до Ейского городка служила границей войсковой земли".

Переселившись в 1792-93 гг. на Кубань, запорожцы нашли здесь не только плавни и степи, напоминавшие им днепровские, но и новых врагов в лице многочисленных горских племен - бесленеевцев, темиргоевцев, шапсугов, абадзехов и других, известных под общим названием черкесов. Науськиваемые турецкими пашами и имамами, горцы под зеленым знаменем "газавата" (священной войны) стали совершать разорительные набеги на казачьи поселения, угоняя стада и выжигая поля с хлебом. Эта приграничная партизанская война, длившаяся без малого полвека, породила с той и с другой стороны отчаянных храбрецов совершенно особого склада.

Кубанские плавни представляли собой первозданный в своей природной дикости мир, полный кипучих страстей и борьбы за жизнь. Эти приречные, слегка подтопленные низины, сплошь заросшие высоким камышом, а местами и густым лесом, являлись настоящим раем не только для разнообразной пернатой живности, но и для диких коз, лисиц и вепрей. Но часто узкими извилистыми тропками пробирались вовсе не охотники, выслеживающие дичь, а хитрые и беспощадные "психадзе", что значит "водяные псы". В отличие от конных "хиджретов" (от арабского "хиджра" - исход Магомета из Мекки), про набеги которых говорили, что они "подковами пашут, свинцом засевают, шашками жнут", пешие психадзе, словно оправдывая свое название, действовали по большей части ночью, подкрадываясь и таясь, и при малейшем удобном случае поголовно вырезая казачьи сторожевые пикеты. Имея таких коварных противников, пришлось запорожцам выставить из своей среды воинов, ни в чем не уступавших им по сметливости и знанию всевозможных уловок - такими и были черноморские пластуны.

"Они учились быть разведчиками и были непревзойденные разведчики; они учились часами без малейшего движения сидеть или лежать в засаде; они учились без промаху стрелять из штуцера или из пистолета и владеть кинжалом, как мог бы владеть им только природный горец", - напишет позднее про ратную службу пластунов С.Н.Сергеев-Ценский, известный историк и писатель.

Черноморские пластуны бродили в плавнях небольшими группами по три, пять или десять человек, устраивая в густых зарослях у троп свои "засеки" или "залоги" (засады), в которых и сидели они на корточках, не шелохнувшись, порой всю ночь, выставив перед собой штуцер и прислушиваясь ко всему происходящему в плавнях. Однако, почуяв опасность, пластун мог отреагировать на нее молниеносно метким выстрелом "на хруст" даже в полной темноте, поскольку посредственных стрелков в пластуны не брали. Сама специфика их службы с чередованием долгой, томительной бездеятельности и постоянной готовности к схватке породила особый тип воина. Пластунами были в больинстве своем люди средних лет, поскольку считалось, что молодые слишком горячи для этого, или "жвавые", как говорили запорожцы, а к старости человек уже становится "валкуватым", т.е. тяжелым на подъем, не обладающим нужной сноровкой.

Живописен был и сам внешний вид пластуна. Обутый в мягкие постолы из шкуры для бесшумной ходьбы, одетый в черкесский бешмет, подраный и заплатанный чуть не в сорока местах в силу долгих странствий по плавням и "хмеречам" (кустарникам), пластун всегда носил с собою свой неизменный штуцер, кинжал и различные "причиндальи" - пороховницу, сумку-пулечницу, огниво и прочие необходимые мелочи. Порою пластуны прихватывали в плавни скрипку, чтобы развлечься в часы досуга, ибо среди них было немало хороших музыкантов. На всю Кубань прославился пластун Корсунского куреня Омелько Вернигора, захваченный черкесами в плен и отпущенный ими, очарованными волшебной игрой, на волю.

Вся деятельность пластуна так или иначе была связана с понятием "сакмы". Само это слово в переводе с татарского означает вообще любой след, оставленный человеком или зверем, но у пластунов оно приобрело более широкое значение. Еще во времена Запорожья бывалые сечевики "слушали сакму", прислонив ухо к земле - и если слышен был гул от татарской орды, то говорили, что "сакма гудит". Медленно пробираясь потайными тропами в кубанских плавнях, пластуны так же чутко присматривались ко всем следам, оставленным на мягкой заболоченной почве. Порою передвижение противника можно было определить по стаям всполошенных появлением человека птиц, а вражескую засаду с головой выдавали тучи кровожадной мошкары, клубившейся над этим местом.

Частенько черноморцы и сами переправлялись через Кубань и уходили далеко вглубь вражеской территории, подкрадываясь тайком к черкесским аулам и выведывая намерения горцев. И когда утром на влажной росистой траве оставался широкий след ночного соглядатая, черкесы устраивали погоню. Но опытный пластун мог не только бесшумно ползать "по-пластунски", вжимаясь телом в землю и работая локтями и коленями, но и с легкостью уходить от преследователей. Тогда он начинал "путать сакму", применяя различные хитрости - долго петлять, прыгать на одной ноге или идти спиной вперед (по-козацки: "задковать"), вводя противника в заблуждение.

Именно за своеобразный способ передвижения пластуны и получили свое название, поскольку украинское слово "пластувати" и означает ползать на животе. Однако Ф.А.Щербина, автор "Истории Кубанского казачьего войска", приводит относительно пластунов такие сведения: "По роду их деятельности, в дозоре или в тылу противника, им приходилось нередко часами, не шелохнувшись, лежать пластом на земле, слившись с окружающей местностью, и вести наблюдения. Отсюда и пошло название "пластуны".

По всей Черномории гремела слава таких пластунов как Таран, Васькович, Завгродний, Рогач, Чернега, Гуртовый, Мандруйко, Шульга, Даниленко и многих других удальцов, неоднократно выходивших победителями в схватках с горцами. Про подвиги некоторых из них слагались легенды при жизни, как, например, про Алексея Бескровного, который четыре раза бежал из черкесского плена, прежде чем добрался к своим. Весь израненный, в последней схватке он один отбился шашкой от десятка наседавших на него горцев; с гордостью говорили казаки про своего героя: "Это у черноморцев атаман не Бескровный, а Бессмертный!"

Такая действительность не могла не породить волшебных преданий и сказочных небылиц, своими корнями уходящих в запорожские верования. Считалось, что у пластунов есть особые "характерства" - заговоры от кровотечения, от змеиного укуса, от опоя коня, от пули летящей и сабли разящей, многие из которых начинались словами: "Я буду шептать, а Ты, Боже, спасать..." Рассказывали, что такие характерники могли наводить на врагов "мару" (наваждение), да так, что те друг друга поубивают или вместо казака "цапа" (дикого козла) к дереву привяжут, в то время как хитрый запорожец стоит себе сбоку и посмеивается в свои длинные усы. Но как бы там ни было, а все же черноморцы больше полагались на свою отвагу, поскольку верили, что заговоры от пуль и сабель действуют лишь тогда, когда в бою не поворачиваешься спиной к врагу.

С пластунами времен Запорожья связывают и возникновение гопака. Те, кто знаком с этим казачьим танцем, знают, что все фигуры в нем делятся на два уровня - прыжки в воздухе, или собственно гопак, и так называемые "ползунцы", выполняемые сидя на корточках, причем до наших дней сохранились народные названия большинства из них. Рисунок самого танца удивительным образом похож на своеобразную тренировку, в которой есть как разминочные упражнения (ползунцы "гусак", "жабка", "колесо"), так и фигуры, напоминающие боевые приемы - "стрижак", "чепак", "млын", "коса", "садить гайдука" и прочие. Это предположение вполне правдоподобно, особенно если учесть, что пластун, сидя на корточках в засаде и внезапно окруженный подкравшимися врагами, порой не имел времени подняться на ноги и ему приходилось отбиваться сидя. Да и сами значения слов "ползунец" и "пластун" (т.е. ползающий) слишком близки, чтобы быть простым совпадением. Что же касается гопака, то скорее всего такие фигуры как "разножка", "пистоль", "голубец", "чорт" и другие, выполняемые в прыжке, использовались для спешивания всадников передовых татарских разъездов, пробиравшихся днепровскими плавнями на своих низкорослых степных конях.

Само собой разумеется, что такая мощная воинская традиция как пластунство не могла долго оставаться в тени. Еще в 30-х гг. XIX в. генерал-фельдмаршал князь А.И.Барятинский стал заводить первые пластунские команды, поставленные на казенное довольствие, а в 40-х гг. для строевых пластунских батальонов была введена единая войсковая форма черного цвета.

Но самой яркой страницей в истории пластунов стало участие в Крымской войне 1853-56 гг. Для обороны Севастополя из Черномории прибыли 2-й и 8-й пластунские батальоны во главе с полковниками Головинским и Беднягиным. Уже 13 сентября 1854 г., на четвертый день своего прибытия 120 пластунов уничтожили тактикой прохождения сквозь конный строй 2 французских полуэскадрона близ Балаклавы, рассеявшись по полю и спокойно перестреляв мчавшихся на них кавалеристов. В героической битве за Севастополь пластуны с успехом выполняли самые сложные задания, неоднократно совершая ночные вылазки. 28 ноября 1854 г. казаки захватили неприятельскую батарею, но при отступлении потеряли несколько человек убитыми, над трупами которых французы глумились весь следующий день. Наступившей ночью Порфирий Семака совершил беспримерный поступок, выкрав из-под самого носа неприятеля тело своего товарища. За эти и другие подвиги оба пластунских батальона, численность которых сократилась более чем вдвое, были награждены георгиевскими знаменами с надписью "За мужество при обороне Севастополя в 1854-55 гг."

Во всех следующих военных кампаниях черноморские (с 1860 г. кубанские) пластуны проявили себя столь же героически. В русско-турецкой войне 1877-78 гг. участвовало шесть пластунских батальонов, которые особенно отличились при переправе Дуная, штурме Систова и Шипкинского перевала. Многие кубанцы были награждены знаком отличия военного ордена св. Георгия IV степени и серебряными сигнальными рожками с гравировкой "За оборону Шипки в 1877 году".

К началу XX в. команды пластунов получили всеобщее признание и широкое распространение в российской армии. Пластунские батальоны по численности приближались к конным полкам, имея четырепять сотен по 180 человек каждая, 22 офицера и 858 нижних чинов. В одном только Кубанском казачьем войске насчитывалось 18 таких батальонов, которые по первому мобилизационному призыву в июле 1914 г. тут же отправились на фронт. На Кавказе они сражались в составе четырех Кубанских пластунских бригад и уже к апрелю 1915 г. награждено было свыше девяти тысяч (!) пластунов - факт сам по себе красноречивый.

Бурный семнадцатый и последующие за ним годы принесли немало горя кубанскому казачеству. В это смутное кровавое лихолетье сгинули бесследно полки Линейный, Екатеринодарский, Черноморский, Полтавский, Хоперский, Запорожский, Уманский, Кавказский, Таманский, Лабинский, а с ними и знаменитые пластунские батальоны. Но не пропала сама традиция, приемы которой перекочевали в арсенал пограничников и войсковой разведки, служа верой и правдой родному Отечеству.